Здрасьте. Не прошло и года, как я вернулся сюда.
Ловите свеженькое из закромов. На этот раз не перевод. Да-да, я снова сел за фики.
Название: Апория
Фендом: Hannibal NBC
Автор: Chimotoma Katari
Пейринг: Абель Гидеон|Фредерик Чилтон (#Aderick)
Жанры: ангст, психология, ER, AU, вероятно преслэш
Рейтинг: G
Размер: драббл
Состояние: закончен
Дисклеймер: ни сериал, ни персонажи мне не принадлежат
Саммари: Апория - трудноразрешимая проблема, связанная обычно с противоречием между данными наблюдения и опыта и их мысленным анализом (с) академический словарь
От автора: в фике используется хэдканон, согласно которому Гидеон и Чилтон учились вместе в меде, но на разных курсах в определенный период времени
Посвящение: Richie Purple, которая мотивировала меня порыться в старье и откопать там этот отрывок отрывка. И еще сессии.
Размещение: если кому-то это будет надо, черкните пару строк автору
[UPD. 26.01.2016] иллюстрация к фику от
Just_4_Fun:
тык
++читать безысходность++Абель Гидеон всегда сосредоточен до боли. Чилтон не знал ни одного человека, более серьезного, чем он.
Абель постоянно ищет, ему хочется открывать новое, доставать информацию по крупицам из бескрайнего огромного потока, опутывающего все живое на этом свете. Он – бритва Оккама, оставляет факты, складывая их рядом с собой, отпуская остальное. Для аспиранта у него практически феноменальная память.
Вероятно, все дело кроется в постоянной практике. Для Чилтона не секрет, что у Абеля не хватает времени ни на что, кроме него и учебы. Чилтон пользуется этим.
Он приходит к Абелю вымотанный, бледный, и просит помочь с рефератом по анатомии. Абелю просто. Для него это как раз плюнуть. Поэтому Чилтон набирает для него книги в университетской библиотеке, составляет примерный план и обещает прийти вечером. Абель перечеркивает план, составляет собственный. Он физически не может подстраиваться под чужие идеи, ему необходимо выражать собственные знания любыми из возможных способов.
Вечером они остаются вдвоем. Фредерик не мешает, делает то, что умеет – заваривает чай, расчищает стол. Он хочет услышать мысли Абеля, но тот мягко отгоняет Чилтона от себя, Фредерик все равно ничего не поймет. Чилтон обижается и ложится спать, хмуро разглядывая белый потолок.
Утром у него на столе оказываются тридцать страниц реферата и пустая чашка с налипшими по дну чаинками. Абеля нет – по расписанию учеба у него начинается еще до первой пары. С запозданием приходит чувство стыда. Абель никогда не жалуется на усталость, хотя Фредерик знает, что он спит по пять часов в сутки, а иногда, по желанию того же Фредерика – не спит совсем. Если бы Чилтон тогда решил идти в психиатрию, он бы услышал тревожные звоночки. Но ему не хватает такта, и, откровенно говоря, желания тормозить этот нарастающий трудоголизм. Чилтон восхищается способностью Абеля работать на износ, упорядочивая знания, составляя из них единую картину мира.
Ему и в голову не может прийти, что однажды эта система превратиться в злокачественную опухоль, паразитирующую на человечности Абеля. Он должен был успеть почувствовать что-то, остановиться, но Фредерик и интернатура оказались взаимоисключающими факторами, из которых он решил попробовать ухватить сразу два.
Не получилось. Как будто бесконечная лестница без перилл, уходящая ввысь, обвалилась вдруг в пустоту.
Попав в руки к Чилтону спустя почти двадцать лет, Абель уже не ищет, не хватает, не запоминает. Его сломанный, погребенный под обломками лестницы, разум больше не может анализировать поток окружающей действительности. Ему нужна опора. Опора, способная социализировать это бесконечно правильное, страстное существо, порывистое, как ветер над Темзой. Ему нужно было прийти к покою с самим собой, замереть и остаться в этом состоянии, пока время не сгладит неровные углы, не приведет в порядок прагматичный ум гениального хирурга.
Фредерик поступает как мразь. Слишком поздно Абель понимает, что именно делает с ним его старый друг, слишком поздно осознает, кому доверился. Из хаоса его перебитого сознания рождается что-то по-настоящему демоническое, увлекая за собой в пустоту, наполненную блеском медицинских иголок, запахом разлагающейся плоти и пульсацией сгустка сердечных мышц. Человечность доктора Гидеона умирает, в предсмертной своей агонии оставляя кровоточащие полосы на душе.
Он чувствует себя собой лишь один раз – стоя в снегу, слыша в голове слабый голос Фредерика и думая о том, что он хочет умереть сейчас, а чернота, поселившаяся внутри, скалит зубы и языком слизывает по капле его безнадежность. Чесапикский Потрошитель застревает между селезенкой и обостренным чувством ответственности. Абель ждет пули от Уилла, как искупления, как бесноватый ждал пришествия Иисуса, вот только поблизости нет стада свиней.
Встреча с Ганнибалом Лектером многое проясняет, потому что Ганнибал ненавидит его, и Абель рад этому. Потрошитель внутри него корчится, воет и хочет разорвать на куски бедного Уилла и доктора Блум в то время, как в опустевшей совершенно голове всплывает понятие об энцефалите.
Абель Гидеон благодарит святую инквизицию, когда его мозг, работающий со свистом и хрипом, наконец, выключается, словно икрящаяся розетка. Последнее, что он успевает почувствовать – холод и разрывающую боль в левом плече. Последнее, о чем он успевает подумать – наложат ли Чилтону достаточно крепкие швы.